"Он тоже пока не знает, Что с ним случится завтра..." (с)

Читаю «Бесов» как детектив какой-нибудь. Причём, детектив, в развязке которого я кровно заинтересована. Мне очень важно, чем закончится. Раз уж сумел Достоевский нас всех обстебать, так должен же он знать, что с нами будет. Достоевский сидит в углу и хихикает. Я не устаю подавать ему в угол чай, чтобы хоть ненадолго унялся.



Машу руками, обсуждаю прочитанное с <...>. Хорошо ещё не вслух. А с кем мне ещё об этом говорить? Конечно, при желании можно подобрать три- четыре кандидатуры. Но в последние месяцы я привыкла разговаривать с <...>. Лишь бы только отвечать не начал. Иначе придётся отправить меня в клинику.



Вся в претензиях и немотивированной агрессии, чем и славлюсь. Ну погодите, Фёдор Михайлович, "я вас непременно встречу..." (с)

---

Песня, не совсем уместная, но я пою её целый день

Сурок - 2

(песенка для Бога)

А тем, кто в обозе иль где-то при штабе

Теперь не смешно, а обидно,

Когда наши светло-зелёные стяги

Всему мирозданию видно.



Чёрный Лукич



- И что с ним случилось?

- Ничего. Поставили к стенке и разбудили.

- А он?

- Дальше полетел, надо полагать.



В. Пелевин



…О, неизвестно кто,

Умеющий жить неизвестно где…



М. Щербаков



…Високосный июль…



Веня Дркин

Я солдат перед парадом

Ничего уже не надо.

Свет в окошке очень бел.

Там, на площади, знамёна.

Я – в подвале, напряжённо <...>

Говорят, за самострел…



Я маньяк, из тех, кто режет,

Но отрежет лишь себе же,

Я психолог, что ведом

По февральской злой капели,

По весне не в самом деле,

К психиатру на приём.



Я сурок другого цвета,

Выстрелом из пистолета

Я разбужен в День Сурка.

Я неверный бхакти Кришны -

Я в Макдональде, я лишний,

Я биг-мак куснул слегка.



Я тот самый в серой шкурке,

Что приходит по обкурке,

Ёжик, стриженный под нуль,

Я остался без припасов,

Никого, кто стал бы мясом –

Все уехали в июль.



Забери меня отсюда.

Обещаю, я не буду,

Я не буду больше… - Что? –

Всё, что хочешь! Правда, глупо?

Вместо слёз я плачу супом,

Говорю всегда не то.



Ложкой стену ковыряю.

Пахнет плесенью и раем.

Чем мой способ не хорош? -

Если долго рыть и плакать,

Ты придёшь, возьмёшь за лапку

И с собою уведёшь.

---

Отлегло

Оказывается, самопроизвольно возникающие смайлы - это действительно такой местный глюк.

Навроде "чёртовой капусты".

В общем, происки инопланетян (или просто галочку надо было ставить в положенной клеточке))))

Тем не менее, я уже успела зашифроваться, аки шпиён в тылу злого врага.

И преизрядно подорвать своё психическое здоровье, и без того некрепкое.

---

Параноидальное

Признавайтесь, кто у меня в дневнике понаставил смайликов?

Это точно не я, потому что до сегодняшнего дня не знала даже, откуда они берутся.

Теперь я сижу и боюсь.

То ли это глюк случайный, то ли сотрудники в незакрытый дневник пробрались, то ли братик (ужаш).

*с надеждой* А может это Администратор?



Хоть бы не Редактор, хоть бы не Редактор... вот этого я не переживу



Ажно живот заболел от перепугу.

---

Мрррряяя!!!

0

---

*пляшет по комнате*

"Меня не видно в окно"(с)?

Почему-то мне очень хорошо.

Несмотря на то, что плохо.

Нужно идти спать.

А то ведь просплю собственное рождение.

---

Магазинчик комиксов «Never Land»

А, пожалуй, вывешу-ка я сказку.

Редкий звёрёк сможет её прочесть, ну да ладно.

Тот ещё самостёб. Жаль, написан не лучшим образом. Да ещё и четырежды фанфик...

Магазинчик комиксов «Never Land»

Выбери эпиграф:



«…и Некогда превратилось в Никогда»

(Р. Брэдбери)



«Следуй за белым кроликом»

(«Матрица»)



«Я нашёл эти двери, когда собирался в ад,

Мне помог в этом деле Его Величество Случай

И с тех пор так и гуляю – Туда и Назад,

Потому что вечное лето – это тоже скучно».

(Чиж и Ко)

Девочку в жёлтых очках звали Женей. Одета она была в старые затасканные джинсы немодного фасона и огромную линялую футболку. Прямые бурые волосы девочки спускались почти до пояса грязными засаленными прядями. Дополняли картину многочисленные бисерные и нитяные фенечки, тоже весьма потасканные.



Девочка шла по переулку, одному из тех, что бывают безлюдны в самый разгар дня, хотя проходят параллельно центральной улице города и ведут к шумной, переполненной народом базарной площади. Переулок был застроен кирпичными безобразными домами барачного типа и заставлен мусорными баками. Горячее июльское солнце раскаляло их так, что от баков шёл непередаваемый запах тошнотворной тухлятины и старой краски. Даже асфальт вокруг как будто пропитался помоечным смрадом навсегда, он был тёмным и явственно липким, был весь залеплен бумажками и очистками. Воздух плавился. Дышать было невозможно.



Барачные строения из старого кирпича изредка перемежались дореволюционными доходными домами, страшными, с обвалившейся штукатуркой, с побитыми лепными украшениями и полуразложившимися кариатидами, с огромными трещинами на стенах, с карнизами, поросшими травой и хилыми кустиками. Эти дома производили впечатление ещё более гнетущее, чем бараки, потому что сохранили остатки былого великолепия.

* * *

Окна в переулках подобного рода никто никогда не моет, поэтому и маленькие подслеповатые окошки, и огромные окна в стиле модерн наряду со старым тюлем были затянуты многолетней пылью и забрызганы грязью. За такими стёклами живут старухи, из тех, что держат дома по двадцать кошек и привержены уринотерапии; профессиональные инвалиды и преждевременные пенсионеры, промышляющие приёмом стеклопосуды; повредившиеся в уме интеллигенты, носящие беретки и роющиеся в мусорных баках; бандиты особого рода, о которых никогда не снимают фильмов и не пишут детективов, те, что работают сторожами и сантехниками, мечтают стать повелителями подземного города, по ночам отбирают кошельки у запоздалых женщин и отрезают коллекторным бомжам носы и уши, чтобы сварить на завтра холодец. За такими стёклами живут люди, о которых неприятно подумать лишний раз. Их трудно увидеть, но каждый знает, что эти люди существуют и живут именно здесь.



В таких переулках нередко появляются за одну ночь и пропадают через месяц невообразимые заведения, возможные, кажется, только здесь. Например, обувной магазин «Ать-два», где обувь «от кутюр» грязной кучей свалена на прилавках и, будучи ещё не ношенной, имеет такой вид, что на её высокое происхождение указывает только заоблачная цена. Или маленькая, отделанная гипсокартоном конурка с тонированными, вишнёвого цвета стёклами, в которой странного вида люди представляют собой издательский дом «И кошке приятно», занимающийся вещами, недоступными пониманию простых смертных. Или вегетарианское кафе «RedisS», разукрашенное снаружи настолько психоделичными разводами, что редкий человек решится войти в это экстравагантное заведение. Или ординарная парикмахерская с претензией на завлекательность поименованная сомнительным названием «Цирюльня Голохвастого». Или, наконец, большой магазин, торгующий исключительно продукцией Бисерного завода имени Лобачевского. От обилия бисера всевозможных цветов и оттенков, от многообразия разноцветных плексигласовых коробок, которыми от пола до потолка уставлены стены этого безлюдного заведения, недолго тронуться, а уж в нереальности происходящего убеждаешься полностью.



Здешние жилые дома также весьма отдают нереальностью, хотя выглядят гораздо менее презентабельно. Здесь вы на каждом шагу можете встретить ветхое строение, в грязных окнах которого выставлены самодельные плакаты общественно-политического содержания, повествующие о мировом заговоре инопланетян, о смертоносном излучении электрических лампочек, о продажности политиков и вреде евреев. Зачастую они богато проиллюстрированы, в том числе вырезками из журналов 30-х годов, а иногда написаны при помощи различных шифров, лесенкой и вкруговую. Иногда в окнах выставлены настолько непонятные письмена, что начинаешь думать – заговор инопланетян провалился, они заперты в ветхом бараке и из последних сил призывают на помощь соплеменников с помощью единственно доступного средства – наоконной письменности.



Увидев такое окно, прохожий не верит своим глазам, смотрит подолгу, норовит сфотографировать и привести на посмотрение товарищей, чтобы те подтвердили реальность видимого. Но фотоаппаратная плёнка теряется в проявке, а товарищи, возглавляемые очевидцем, вернувшись, не находят ничего и удовлетворяются зрелищем другого дома, в окнах которого пишут красивыми зигзагами о том, что все врачи подкуплены, и вместо прививок впрыскивают детям смертельный вирус замедленного действия.

* * *

Новый магазинчик, замеченный Женей, похоже, не был порождением параноидального бреда, но явно относился к разряду раритетов. Старый кирпичный дом с замурованными окнами много лет стоял нежилым и мрачным. Но теперь нижний его этаж радовал взор заново пробитыми окном и дверью, розовой шоколадной плиткой (шоколадной плиткой?!), и чем-то ещё, стеклянным, прозрачным и разноцветным. Чтобы разглядеть всё это поближе, Женя подошла к магазину вплотную и убедилась, что первое впечатление её не обмануло. Фасад магазина был выложен мелкой розовой плиткой непонятного происхождения. Деревянную входную дверь кофейного цвета украшали малиновые панели и чёрные реечки. Полукруглое витражное окошко над дверью сначала показалось Жене просто разноцветной россыпью стеклянных леденцов, но, приглядевшись, она заметила, что цветные стекляшки складываются в название - «Магазинчик комиксов “Never Land”». Единственная витрина казалась серой и прозрачной, словно океанская вода в пасмурный день, но рассмотреть сквозь неё хоть что-то было решительно невозможно. Мешал странный рисунок - крайне стилизованная, но всё же узнаваемая Жёлтая подводная лодка. Из четырёх крошечных иллюминаторах вместо Джона, Пола, Джорджа и Ринго выглядывали наружу улыбающиеся Дженис Джоплин, Джим Моррисон и кто-то третий, чьё имя Женя запамятовала, но не менее мёртвый и популярный. Последнее окошко пустовало, но, присмотревшись, Женя заметила в нём надпись: «Быть может, это место для меня».



«Ох…», - подумала Женя и толкнула дверь, даже не рассмотрев внутренность витрины, хотя там находилось что-то совершенно невероятное.



В магазине было светло и прохладно, солнце мягким утренним светом заливало комнату, свежий ветер надувал как паруса кисейные белые занавеси на окнах (к слову сказать, окон этих напрочь не было снаружи, равно как и ветра). Пахло свежими листьями и духами «Кензо», которые продаются в коробочке белого цвета. Негромко играла музыка. Это была группа «Beatles».



- Песня про Мишель, – опознала Женя.



Белые стены были сплошь покрыты металлическими ячейками, полными разноцветных журналов. Она собралась было подойти к ним поближе, но кто-то, сидевший за прилавком, вдруг радостно сказал:



- Привет!

* * *

- Привет! – откликнулась Женя.

За прилавком сидело странное существо. В первый момент Жене показалось, что это Дженис Джоплин с фотографии. У существа было такое же круглое лицо, огромные очки и лучезарная улыбка. Потом Женя заметила, что лицо у существа какое-то не женское, все черты были слишком крупными и, похоже, не имели ничего общего с косметикой. Странную мордочку обрамляли коротко остриженные волосы, завитые крутыми волнами. Существо было как будто в шлеме.



-Вы любите Дженис Джоплин? – полюбопытствовала Женя, решив быть вежливой, раз уж с ней поздоровались.



-Честно говоря, не слышал ни одной песни, – ответил кто-то, откладывая бумагу и цветные карандаши, которыми только что рисовал. – Но, должно быть, люблю. Уж очень у неё лицо доброе. Здорово, что ты заметила. Кайфы



-Вы недавно открылись?- опять же из вежливости спросила Женя.



- Ага, - ответило существо.- Только вчера. У нас тут здорово. Мне самому ужасно нравится. Я ужасно люблю комиксы.



- Но ведь комиксы – это примитивно. Даже Брэдбери так считал, - не выдержала Женя.



-Девушка, ну что вы, ей богу, - сморщилось существо.- Комиксы – они разные бывают. У нас в России продают сотую долю того, что существует на свете. Бывают такие комиксы, что Врубель с Достоевским рядом не валялись. Впрочем, даже если ты читаешь комикс про Микки Мауса, это тоже может быть полезным. Довольно занимательно пронаблюдать, что он делает с твоей головой, представить себя маленьким ребёнком и почувствовать, как психология мещанского образа жизни незаметно проникает в твой мозг, когда ты видишь, как за утёнком Дональдом, прогнанным подружкой и нашедшим чемодан денег бегут анималистические девушки с круглыми чёрными носиками и клювами. Ты…



Женя удивлённо смотрела на воодушевлённо вещавшее существо. Существо заметило и осеклось. Но похоже, что оно было довольно произведённым эффектом.



-Не обращай внимания, - сказало существо. – Просто я фанат своего дела. Вот только рисую плохо. Приходится быть организатором. Но ты лучше сама посмотри.



Женя послушно двинулась к стендам и принялась смотреть. Комиксов действительно было великое множество, по большей части незнакомых. Некоторые из них выглядели действительно высокохудожественными, хотя попадалась и невероятная погань. Почти половина была на английском, в том числе и неприятный, но весьма притягательный выпуск «Баек из склепа» за 85 год, потрёпанный и замусоленный. В соседней ячейке Женя обнаружила ещё штук пять журналов подобного рода. Обнаружила она также два японских журнала, больше напоминающих телефонную книгу города Нью-Йорка, пестрящих мелкими иероглифами и практически нечитабельных. Вернее, недоступных взгляду неопытного разглядывателя, ввиду редкой неразборчивости крохотных чёрно-белых картинок. Другие японские журналы разглядыванию вполне поддавались, и Женя аж зарделась, обнаружив внутри нелюдской красоты юношей, активно ведущих между собой… личную жизнь. Были здесь журналы отечественного происхождения, на плохой бумаге и на высококачественной глянцевой, талантливые и дурацкие. Впрочем, некоторые из них были одновременно и дурацкими, и талантливыми. На фоне этого многообразия как-то неинтересно смотрелись привычные «GEN 13», «Люди Х» и пресловутый «Микки-Маус».



- Посмотри, вот здесь, на левой полочке, удивительный раритет. Журнал «Heavy metal». Выходил в шестидесятых-семидесятых годах. Тогда был самый расцвет высокого комиксового искусства. Коллекционный. Уж не знаю, кому он понадобится в наше нелёгкое время, этот журнал. Подозреваю, что вбуханные в покупку деньги не окупятся ни в жизнь. Можно считать, что всё это я предпринял исключительно для собственного удовольствия. Есть ещё комиксы про Dawn. Все их ищут в интернете, но никто не находит. А мы нашли и напечатали. Но это уже полный самиздат получился. Поймают нас на этом – мало не покажется.



- А вас много? – поинтересовалась Женя.



- Да нет, человек пять. Я и люди, которых я довёл до помутнения рассудка рассказами о том, что комиксы – это хорошо. У них есть много денег, но совсем мало времени. Поэтому они дают мне деньги и велят руководить всей деятельностью. Я и руковожу… Периодически советуюсь для вида и радую товарищей свежими находками.



- Ладно, пойдём, я покажу тебе всё, что здесь есть, - сказало существо, выбираясь из-за прилавка.

* * *

Выбравшись, существо оказалось весьма даже рослым, широким в плечах, в груди… да и вообще широким. Вторичные половые признаки на существе не просматривались. Жене померещились было девичьи груди, но потом показалось, что действительно померещились. Выпуклость, задрапированная жакетом красного шёлка не была бы ничем из ряда вон выходящим и для юноши подобных размеров. Зато жакет был стоящим! Настоящее произведение искусства в азиатском стиле. Такое одеяние мог бы носить любимый паж при дворе китайского императора, буде таковые случались в древнем Китае.



Существо заметило Женин восхищённый взгляд и правильно отнесло его к жакету.



- Хилый закос под графа Ди… - улыбнулось оно и пожало плечами.



Женя не знала, кто такой граф Ди, но всё-таки понимающе кивнула, хотя и с некоторой неуверенностью. Много позже Женя узнала, кто такой граф Ди, и только тогда смогла в полной мере оценить шутку. Пока же она упорно пыталась понять, кто перед ней – мальчик или девочка. Голос существа был высоким, размер красно-синих сандалий – небольшим, да и сходство с Дженис Джоплин – всё это вроде бы говорило о принадлежности к женскому полу, но поименование себя в мужском роде и крайняя неженственность фигуры, - соответственно, об обратном. Ещё на подбородке существа росли редкие волоски, но ведь это может с каждым случиться… Наконец замороченная Женька с негодованием подумала, что интрига подобного рода слишком стара и затасканна, чтобы так долго занимать её мысли. И действительно, мало, что ли, книг, где непременно найдётся герой, о котором на протяжении десятка глав все напряжённо думают – мальчик он или девочка? Сколько можно! И Женька решила до поры до времени махнуть рукой на пол существа. Она даже решила до поры считать его юношей.

* * *

Существо радушно отворило перед Женей бело-розовую дверь, ведущую в соседнее помещение. Женя подумала ещё о том, что розовый цвет двери удивительно ненавязчив и почти незаметен в белом убранстве первой комнаты – карамельный такой розовый, почти что прозрачно-персиковый…



Совсем не то оказалось в соседней комнате… Соседняя комната была безумно, ослепительно розовой, даже малиновой, этакого одуряющего оттенка малины со сливками, где малины раза в два больше, чем сливок… Огромное, от пола до потолка, окно освещало дальнюю часть комнаты, где лежали на полу тёплыми островками салатово-зелёные маты и стояли низенькие столики. Все они были пусты, и только у самого окна, в квадрате солнечного света сидела за столиком непонятная компания. Это были люди, но почему-то их было трудно рассмотреть. Не то чтобы их окружала дымка, или размывал какой-то колдовской спецэффект. Просто впечатление было такое, что люди сидят за столиком очень медленно. Гораздо медленнее, чем на них смотрят.



- Кто это? – спросила Женька, не прекращая бесплодных попыток рассмотреть людей. Пока она смогла разобрать лишь то, что перед ними на столике стоят розовые чайные чашки и вазочки с каким-то необыкновенным печеньем.



- Это наши посетители, - ответствовало существо и вздохнуло, печально и непонятно, - Не повезло им, беднягам.



Жене стало не по себе, так что она даже не решилась расспрашивать дальше о странных посетителях.



Ближайшее к Жене окно было зашторено. Его полностью закрывали богато расшитые золотом плотные занавеси из редкостной ткани неопределённого, но внушающего уважение своим благородством цвета, с тяжёлыми кистями и рисунком из дубовых листьев. Сквозь пыльную (нет, она не была пыльной, но выглядела именно так) занавесь пробивались тонкие лучики света, но в целом эта половина комнаты была такой затенённой, что пришедшая со света Женька мало что могла различить. Поэтому она едва не подпрыгнула, когда совсем близко, из полутьмы справа, раздался голос, новый и потому неожиданный.



- Мне нужно в туалет, - капризно сказал кто-то.



Справа от себя Женя различила стойку бара. На ней тускло серебрился в темноте большой самовар, а за самоваром прятался обладатель голоса – томный, небрежно-изящный молодой человек с крупными, но очень правильными чертами лица, с раскосыми сонными глазами, влажно и тёмно поблёскивающими из-под полуприкрытых век. Все интонации выдавали в нём создание знающее себе цену и невыносимо избалованное.



-Это наш собственный маленький ангел, - сказало существо непонятным голосом.- Мы заманили его с неба…



Женя ничего не сказала и даже не подумала.



- Мне нужно в туалет, - раздражённо повторил юноша.



- Ну подожди немножко, - умоляюще пролепетало существо. – Я скоро тебя заменю.



- Я больше не вытерплю! Я сейчас умру! – простонал молодой человек.

Он картавил и слегка пришепётывал. От него за версту несло эстетикой декадентства и будуарной манерностью.



- Не надо, пожалуйста, - взволновалось существо.



Лицо юноши искривилось в страдальческую гримасу, он изогнулся и рухнул вниз лицом на барную стойку. При падении за спиной у него взметнулось что-то белое и большое…



«Крылья!»- ахнула было Женя, но это были не крылья, а невесть откуда прицепившаяся к юноше кисейная белая занавесь. Она почти полностью прикрыла его неподвижное тело, перевесившееся через стойку.



Вопреки всем законам физики, юноша почему-то не сполз за стойку, как следовало бы, а вывалился наружу, будто в последний момент жизни взлетел над полом.



- Умер, - наклонившись к юноше, сказало существо, тяжело опустилось на пол и закрыло лицо руками.



- Мне… - растерянно пошептала Женя.



- Ничего, - сказало существо куда-то вниз.- В конце концов, он умер не сегодня.



- ??



- Это уже третью неделю тянется… Каждый день заново. Мне давно пора его отпустить. Нельзя останавливать время так надолго. В конце концов, посетители… - Существо пристально посмотрело на замершую компанию под окном и горько усмехнулось, - Тоже мне, безумное чаепитие. Зашли, понимаешь, чайку выпить в обеденный перерыв… три недели назад. Но я не могу…

…Может быть, сегодня присутствие постороннего человека придаст мне решимости, - сказало существо как бы про себя, поднялось и направилось к окну.



Твёрдой рукой оно решительно раздвинуло шторы, и свет залил до этого полутёмную часть комнаты. Порывом ветра пошевелило белую кисею, окутывавшую тело ангела, качнуло прейскурант в лёгкой рамочке и странный картонный плакат рядом с ним: «Сегодня и всегда! Бесплатная овсянка для ваших мозгов!»



- Давай отнесём его туда, куда он так хотел, - сказало существо, возвратившись к стойке.



Тонкая белоснежная ткань уже окутывала ангела сплошным плотным коконом. Когда она успела так сорганизоваться, Женя не понимала.



Существо обняло ангела за плечи и вытащило из-за стойки. Похоже, что оно было очень сильным.



- Хватайся за ноги, - сказало оно Жене.



Женя послушно взяла ангела за ноги. Ангел был велик ростом и не слишком бесплотен – хотя и узок, и костляв. Под покрывалом прощупывались большие кроссовки, как минимум сорок пятого размера. Почему-то Женино сердце болезненно сжалось, когда она склонилась над неподвижными кроссовками мёртвого ангела. Ей стало до слёз жалко осиротевшее существо и захотелось проявить к нему участие.



- Как вас зовут? – спросила Женя.



- Зови меня Арникой, - ответило существо.



Они вынесли ангела из комнаты и понесли по коридору вглубь здания к обшарпанной деревянной двери.



Дверь открывалась в просторный туалет пугающего и непотребного вида. Грязный белый кафель был сплошь покрыт неприятными ржавыми потёками, кафельная плитка на полу была местами выщерблена и кучами грязных осколков валялась по углам. Замусоленные зеркала не отражали почти ничего, а раковины и многочисленные писсуары выглядели так, будто их не мыли уже несколько лет. По хорошему, всему этому должна была сопутствовать непереносимая сортирная вонь, но к удивлению Жени, она совершенно отсутствовала. Вместо неё чуткий Женькин нос почуял едва уловимый, но пугающий запах тления. Здесь давно и привычно разлагалось что-то мёртвое, причём какое-то особенное мёртвое, не человек и не животное. Что-то такое, чего Женя не знала.



Арника открыла первую от двери кабинку, и они втащили туда ангела. Сделав своё дело, Арника печально вздохнула и распрямилась.



- Теперь всё пойдёт по-другому, - сказала она.

* * *

Из дальней кабинки показалась девочка.



Нет, то, что она девочка стало понятно позднее.



Короче говоря, из дальней кабинки выбралась особь женского пола. Она шла неверной дёргающейся походкой свежегальванизированного живого мертвеца, и голова у неё болталась словно на шарнирах. На ней был коротенький медицинский халат далеко не первой свежести, весь покрытый неаппетитного вида пятнами и чепчик как у медсестры из иностранного фильма, тоже очень грязный. Грязные потёки, такие же, как на кафеле, покрывали почти до локтей её руки, и ноги – почти до колен. На ногах у мёртвой Женя заметила белые лодочки, совсем новые, но такие же замызганные как и всё остальное.

В довершение всего, невероятная девушка с трудом волочила за собой огрызок швабры, который явно не предназначался для уборки.



Она приближалась медленно и неотвратимо, так что Жене стало, наконец, очень страшно, и она чуть не вцепилась в руку Арники.



- Это Ёжык, - объяснила Арника успокоительно. Вообще-то я наняла её торговать дисками, но она повадилась убирать в туалете.



Честно говоря, туалет не производил впечатления туалета, который повадились убирать, но Женя не собиралась спорить. Тем временем Ёжык подошла вплотную и замерла, свесив голову на грудь самым неестественным образом. Было заметно, что Ёжык неравнодушен к алкоголю – это выдавали одутловатость лица и нездоровый цвет кожи, хотя, в первую очередь, конечно, запах.



- Ты что-то хотела? – доброжелательно спросила Арника.



Ёжык открыла рот, повела головой, неловко повернулась и заковыляла в темноту.



- Хороший человек, но не без проблем, - констатировала Арника. – Пойдём.



Арника направилась вслед за Ёжыком, и Жене ничего не оставалось кроме как пойти за ней.

* * *

Туалет оказался огромным. «Таких туалетов не бывает», - подумала про себя Женя. Они шли уже несколько минут, но кабинки, писсуары и грязный кафель всё не кончались. Тьма при ближайшем рассмотрении оказалась непонятным туманом, который рассеивался на несколько шагов вперёд и смыкался за ними. Где-то впереди маячил Ёжык, но, может быть, это только так казалось.



Наконец кафель на стенах сделался странно пёстрым. Женя пригляделась и поняла, что среди кафельной плитки появились вкрапления деревянных панелей. Чем дальше, тем больше их становилось. Одновременно делалось темнее, потому что всё меньше оставалось тусклых туалетных ламп дневного света, а новых источников освещения не появлялось. Очертания широкой Арникиной спины становились всё более смутными, пока, наконец, не исчезли вовсе. Женя почувствовала, что отстаёт, рванулась следом, но тут же поняла, что её несёт совершенно в другую сторону. Вдруг совсем рядом послышался треск радиопомех.



«Что же это такое?» - подумала Женя. Ей стало очень страшно.



Женя метнулась от источника звука – и наткнулась в тумане на странно подёргивающееся тело. Она отшатнулась, и тут же кто-то больно и с размаху ударил её палкой по левому плечу. Женя вскрикнула, замахала руками, но на этом всё и кончилось. Из тумана раздался сочный звук удара, застонал, оседая на пол, неизвестный агрессор, а сердитый Арникин голос произнёс с крайним возмущением:



- Нет, ну какого чёрта, вообще?



- А…з-з-з…д-д… - попыталась объяснить ситуацию Женя.



- Сил моих нет, - печально сказала Арника, появляясь из тумана. В руках у неё был изрядный отрезок железной трубы. – Иногда кажется, что работаешь здесь чем-то вроде Джеймса Сандерленда. Вы, Женя, знаете что – возьмите-ка меня за рукав. А то ходить здесь не так просто.



Женя с готовностью уцепилась за широкий рукав китайского одеяния, и они двинулись к свету, неясно замаячившему впереди. Женя почти успокоилась, хотя ноги у неё всё ещё подгибались, зато Арника крепко ударилась в меланхолию:



- Ведь это моя вина. Три недели без посетителей. Ёжык увлёкся компьютерными играми, и вот вам результат.



Тем временем они вышли в полутёмное помещение, вид которого был на удивление обычным, если сравнивать его с предыдущими безумными комнатами. Это был торговый зал, обшитый панелями под дерево и уставленный полками с дисками и кассетами. Если бы в этом зале поднять ставни с витрин, включить свет, насажать продавцов и расплодить покупателей – он стал бы обыкновенным залом музыкального магазина средней руки. Но всего этого не было. Помещение было освещено неверным светом из распахнутой настежь входной двери. За дверью был город в вечерней серой дымке. Откуда-то снизу доносился отдалённый шум машин и по-вечернему печальные пронзительные выклики. Это звали домой детей.



- Что это за место? – с удивлением спросила Женя.



- Ты ещё не поняла? – удивилась, в свою очередь, Арника. – Ты, что ли, до сих пор думаешь, что попала в обычный магазин? Ты, может быть, думаешь, что это запасной выход, который при пожаре?



Женя задохнулась от волнения:



- Так это…



- Обыкновенный переход между мирами. О котором мечтает любой невменяемый шизофреник. Ты же не будешь утверждать, что не являешься таковым?



-Я…



Арника сделалась зловеще-официальной:

- Так это не вы столько лет подряд закрывали глаза и считали до трёх в безумной, но тщетной надежде, что откроете их – и окажетесь вовсе не здесь, а где-то «вверху, в глубине, Внутри и снаружи, где всё по-другому…»

- Не вы ли, девушка, плакали навзрыд над этими убогими строчками? – иронически поинтересовалась она у Жени.



Женя покраснела.



- А что со мной будет? – спросила она. – Глупый, конечно, вопрос…

Арника молчала, скрестив на груди руки



- Но ведь ещё утром мне это было нужно… - сказала Женя самой себе, вздохнула и пошла к двери. Ушибленное плечо сильно болело.



Она задержалась в дверном проёме и принялась спускаться по ступенькам.



- Вы заходите в гости, ежели что, - донеслось вслед. Голос Арники заметно потеплел. Женя молча кивнула и не оглядываясь пошла вперёд по незнакомой вечерней улице.

* * *

На дворе стоял ясный осенний вечер почти выходного дня. Главная улица города была переполнена гуляющим народом. На тротуаре во множестве расположились вольные портретисты и продавцы воздушных шаров. У памятника Ленину, прямо под елями, где ещё цвели на клумбах поздние чёрные розы, клубились пьяные мальчики и не менее пьяные девочки. Они были заняты тем, что разыгрывали сцены, пользуясь, хотя и не осознанно, но весьма активно, всеми достижениями мировой драматургии и нейро-лингвистического программирования. Иногда они принимались драться, и тогда от белого милицейского вагончика, такого уютного и безобидного на вид, подтягивались милиционеры. Их стараниями сообщество немедленно прекращало своё существование, чтобы через четверть часа смениться новым, не менее жаждущим определённости в межличностных отношениях и не подозревающим ещё о серой вагонной опасности, вполне очевидной на всякий здравый взгляд. Пёстрые толпы прогуливающегося народа – развесёлые выходные клерки, старички под руку со своими старушками, счастливые семейства с кучей нарядных детишек - почти не обращали внимания на движения, происходящие под елями.



Честно говоря, благодарными зрителями на этом маленьком безымянном празднике были только два человека. Первым был милиционер с умным, добрым и усталым лицом, странно отличавшийся от прочих стражей порядка цветом обмундирования, светло-серого, словно туман над водой, серого без малейшего намёка на синеву. Он держался в стороне от милицейской компании, внимательно посматривал по сторонам и улыбался.



Вторым был продавец воздушных шаров, высокий юноша в длинном бледно-жёлтом плаще, светлом до того, что казалось, будто он испускает сияние. Юноша тоже выглядел усталым, причём, в отличие от милиционера, усталым до полусмерти, он почти спал, облокотившись на газовый баллон, сжимая в одной руке огромную связку воздушных шаров, а в другой – несколько скомканных крупных купюр. Впрочем, иногда юноша приходил в себя и из-под полуприкрытых век посматривал на аллею. Увиденное, похоже, совершенно не радовало его – на красивом лице явно выражалось страдание.



Короче говоря, только эти двое обратили внимание на некрасивую девочку в жёлтых очках и потёртых джинсах, проходившую по улице с довольно недоумённым выражением лица. Кроме этого, она ничем не отличалась от многочисленных неформалов, оседлавших ограду парка, пивших пиво и певших под гитару. Но эта девочка явно не спешила присоединиться к неформальской тусовке, она оглядывалась по сторонам и явно что-то искала.



Милиционер и продавец многозначительно переглянулись. Милиционер удовлетворённо кивнул, продавец воздушных шаров досадливо мотнул головой, но потом тоже кивнул.



Что означало это молчаливое согласие - не узнал впоследствии никто, да никто и не интересовался, поскольку ни на милиционера, ни на продавца никто с самого начала не обращал внимания, хотя оба они представляли собой зрелище редкостное и даже необычайное.



Не заметила их и неформальная девочка. Как раз в тот момент, когда ей мог попасться на глаза светящийся продавец, её внимание привлёк другой, не менее яркий объект, который, притом, она, похоже, и искала. Цветная неоновая вывеска музыкального магазина отразилась в девочкиных очках, и она облегчённо улыбнулась. Красным и синим огнём на вывеске горело знакомое слово – «Never Land».



Девочка сняла очки и вошла.



Внутри было шумно и многолюдно, ярко горел свет, пищало не своим голосом контрольное устройство на входе, и дюжий охранник хватал за руку хрупкого пергидрольного подростка в модной маечке. Гомонила и напирала очередь в кассу. Кто-то требовал у продавца показать ему MP3 Тани Булановой и DVD с японским мультфильмом «Синие гамми». Видимо, что-то про медведей-алкоголиков.



Женя ошалело заоглядывалась, но тут знакомый голос прокричал от кассы:



- Толька, не мучай ребёнка! Ты же знаешь, что эта байда у нас теперь от всего на свете пищит.



Охранник пожал плечами и выпустил тонкое запястье. Мальчик стремительно выбежал из магазина, прижимая к животу под маечкой краденый диск группы “Placebo”. Он едва не сшиб с ног ошеломлённую Женю, она чуть не упала, и в этот же момент её заметила Арника:



- Эй!



И помахала из-за кассы рукой.



Женя подбежала к ней.



- Ну, как оно ваше ничего? – поинтересовалась Арника.



- Здравствуй…те… - запоздало поздоровалась Женя. – Я даже не знаю… Здесь всё не так. На улице Соколова жёлтый дом с башенками на целый квартал ближе к реке, улицы Отто Катца совсем нет, магазины – обыкновенные! Не все, конечно, - подумав, добавила она. – Нигде ничем не пахнет! Как ориентироваться на местности – непонятно. Причём, народ говорит, что здесь никто так не делает, потому что здесь все улицы всё время остаются НА ОДНОМ И ТОМ ЖЕ МЕСТЕ! ИХ МОЖНО НАЙТИ ПО КАРТЕ! А КАРТА ОДНА И ТА ЖЕ НА ВСЕ ДНИ НЕДЕЛИ! – наудивлявшуюся за неделю и уже слегка обвыкнувшуюся Женю снова пробило на сильные эмоции.



- А фонтан! Там же стоят обычные атланты! В трусиках! Лягушки! Черепахи! Уму непостижимо!



- Ну, положим, и в вашем фонтане до Пришествия Неименуемого были атланты, лягушки и черепахи. Это теперь на него любо-дорого посмотреть… - возразила Арника.



- А люди! – продолжала Женя. – А мои родственники! Они шевелятся, разговаривают, ходят сами в магазин. Покоя нет ни на минуту. На бабушке с дедушкой – никакой плесени! Мама выходит из ванной не только по ночам! Да что там – ОНА ВООБЩЕ НЕ ЖИВЁТ В ВАННОЙ!



- Оно и видно, - заметила Арника, - ты стала куда более вымытой.



Женя не обиделась. Она печально посмотрела в недобрые Арникины глаза и тихо попросила:



- А можно мне назад? На время…



- Если бы ты знала, – вздохнула Арника, - как мне хочется сказать, что обратной дороги нет, что портал открывается один раз в сто лет и что переходы между мирами – слишком ответственное дело, чтобы гонять туда и назад каждую неделю… Но ведь не могу. Гуманизм, блин, - злобно буркнула она. – Пошли. Саша, поработай за меня минутку.



Невысокий хлипкий юноша с безумным лицом вынырнул из-за стеллажей с кассетами, Арника уступила ему место за кассой и зашагала вглубь помещения.

* * *

Бескрайний туалет ничуть не изменился, может быть, только, стал посветлее. Из дальнего угла доносился знакомый треск и шелест радиопомех. Там кто-то шевелился, и Женя сильно подозревала, что знает, кто шевелится в углу. Одним словом, элемент внезапности был безвозвратно потерян.



Действительно, в углу оказался Ёжык, который вяло, но старательно добивал обломком швабры несчастную жертву. Жертва почти уже не шевелилась и даже звуков не издавала.



- ЯМЭ, бля!!! – страшным голосом заорала Арника.



Ёжык содрогнулся от ужаса и перестал махать шваброй.



Впрочем, Ёжыком его можно было считать лишь предположительно. Голова обернувшегося существа была плотно, без единой щёлочки, забинтована, и только знакомая медицинская одежда наводила на мысль, что это действительно Ёжык. На халате у предположительно-Ёжыка были свежие пятна крови. Он дрожал.



- Немедленно перезагрузиться, и чтоб больше такого не было! – рявкнула Арника.



Ёжык испуганно закивал белым коконом и убежал куда-то. На полу осталась лежать жертва в коричневом замшевом пиджаке, с чем-то очень странным на месте головы.



- Нет, так жить нельзя, - обречённо сказала Арника. – А вы говорите, атланты в трусиках вам мешают…



Женя виновато потупилась.

* * *

В комнате с комиксами уютно горело электричество. За окнами бушевало ненастье. От этого комната казалась на удивление маленькой, жилой и домашней. Арника распахнула стеклянную дверь, и в комнату ворвались холодные брызги. На улице была ночь. Ливень хлестал по крышам чёрных покосившихся домов, колотил по стёклам тёмных нежилых окошек, бурливым потоком заполнял проезжую часть, которая и без того была непроезжей. Единственный бледный фонарь скупо освещал мусорную кучу у входа в подъезд старого полуразрушенного дома. На ветру фонарь скрипел и раскачивался, и от этого жуткие тени прыгали по облупившейся стене дома напротив.



Женино лицо озарилось счастливой, хотя испуганной улыбкой.



- Я пойду? – нерешительно спросила она.



- Да уж конечно, - ворчливо сказала Арника. - Возьми, что ли, зонтик с собой, а то вон как лупит. Или вы там не пользуетесь зонтиками? - съехидничала она.



- Да нет, почему же, пользуемся, - ответила Женя. – Только не чёрными.



- Вот беда, а у меня только чёрный, - погрустнела Арника. – Ну да ладно, ты дома запрёшь его на ночь в ванной, а с утра принесёшь мне. И он ничего не успеет натворить.



- В ванной мама, - серьёзно сказала Женя.



- Ну тогда в туалете, - нашлась Арника.



- Ладно, попробую, - согласилась Женя.



Она вышла на порог, с шумом открыла большой чёрный зонт. Сильный порыв ветра рванулся в купол зонта, и Женю поволокло в темноту. Ещё с полчаса ей был виден вдали яркий прямоугольник света и тёмный силуэт Арники, которая стояла на пороге магазинчика и смотрела вслед.

---

Столько всего написать хочется – и не можется. Потому как не отпускает мысль – вот придёт сюда спустя пару лет Сами-Знаете-Кто (тьфу ты, похоже что я перебрала с «Гарри Поттером»), прочитает и будет смеяться.

Впрочем, я не думаю, что он будет смеяться.

Уж скорее, будет злиться. А может быть просто сдержанно что-нибудь подумает. И пойдёт по своим делам.



Вот так-то лучше))))



В конце концов всем и так всё понятно.

---

"Смертельные едоки" (с)

Люди добрые, это ж ведь умом можно тронуться на радостях! Каков шедевр, а?



Как вам словосочетаньице «Смертельные едоки»?



Круто?



Если кто-то ещё не понял – я читаю «левый» перевод ворованного текста последнего «Гарри Поттера». Потому что у меня рука не подымается купить кошерный экземпляр – то ли из жадности, то ли из чистого снобизма. Но боюсь, что приличный вариант меня бы так не повеселил. Всё-таки, машинный перевод – это, я вам доложу, просто праздник какой-то.



Надо же так поиздеваться над Пожирателями смерти…



Веселюсь совершенно неудержимым образом второй час подряд.

---

Русские парни сидели в бункере

Русские парни сердито булькали:



"Мы сядем в батискаф

И мир навек покинем,

Когда решит твой граф

Назвать тебя графиней"



Из серии "Одиннадцать взрослых деревьев..."

@темы: литературко

---

Высоцкий

...Я знаю - дpyгие сведyт с ними счеты, -

Hо, по облакам скользя,

Взлетят наши дyши, как два самолета, -

Ведь им дpyг без дpyга нельзя.



Аpхангел нам скажет: "В pаю бyдет тyго!"

Hо только воpота - щелк, -

Мы Бога попpосим: "Впишите нас с дpyгом

В какой-нибyдь ангельский полк!"



И я попpошy Бога, Дyха и Сына, -

Чтоб выполнил волю мою:

Пyсть вечно мой дpyг защищает мне спинy,

Как в этом последнем бою!

---

Танаис

Съездила в поля. Порадовалась травам.

С Сашей в Танаис. Больше года не была.



Тишь да гладь. Трезвый Жуков с нами поздоровался, археологи увлечённо копали что-то вроде погреба, туристы турили. Идиллия.

Башня отперта, лестница вконец перекосилась. В Ершовнике просела печная труба. Прав был Поршень, когда писал на стене ершовского туалета - "Однажды он прогнётся под нас". Поршень всегда прав. Иногда на 200-300 процентов. Прогнулся весь Ершовник. О туалете - и воспоминаний не осталось. Дом зарос коноплёй чуть не в полтора моих роста, с листочками поболее ладони. Не пройти.



Спалила солнцем мордочку как сама захотела. Теперь болить.



Привезла из полей иммортели.

Продвинутый лингвист наверняка порадовался бы словосочетанию "иммортели из Танаиса". К сожалению, за неимением такового, приходится радоваться самой.

Объела эфедру. Запасла мало-мало чабреца на зиму.

И шалфея.



Собралась смотреть "Саус парк", но не можется.

Потому что Михаэля всё нет и нет.

---

Мальчик

Ходючи по улицам, я так пристально всматриваюсь в прохожих, что они пугаются. Они не знают, что я день и ночь высматриваю среди них того, кто меня спасёт)). Пока не высмотрела. Зато выучила в лицо почти всех, кто ходит со мной одним маршрутом в одно и то же время по улицам города. На днях, проводив взглядом двух девиц и юношу-рэпера, которые часто ездят со мной в одном автобусе, я увидела на остановке мальчика.



Такого я никогда не видела. Наверное, лет 12. Мальчик грыз семечки. Мальчик был похож на печальное и тонкое насекомое, а ещё до боли напоминал Девочку из люмбрикусовского комикса «Про HIM». Этакая бледная готишная картофельная ботва. Непреднамеренная. Патлатая и неприкаянная. Если бы он был взрослым, я бы наверняка воспылала страстью. А тут мне стало не по себе. Оно, конечно, красиво на мой извращённый взгляд, но ребёнок не должен так выглядеть. Потому что он ребёнок. И выглядит так не от хорошей жизни.



А сегодня ночью я встретила его на Садовой. Мальчик сидел на тротуаре, где потемнее, и просил милостыню.



Честно говоря, наши городские нищие (которых я тоже знаю чуть не поимённо) не вызывают у меня особой жалости. Хотя деньги я им раздаю исправно. Из солидарности. Мой богатый опыт нищенства подсказывает, что работа эта – весьма доходная, пусть и выматывает. Просто работа. Но тут я не выдержала и пристала к ребёнку с пристрастным допросом. Который, однако, ничем не кончился. Со мной вежливо не пожелали разговаривать, и я ушла (жутко смутившись), оставив ребёнку денег и свой номер телефона (зачем – трудно сказать).



Теперь извожусь из-за своего неумения разговаривать с детьми. Может, если бы я умела – смогла бы чем-то помочь. Если судить по тому, как живо я интересуюсь вопросами педагогики и самими детьми – я просто Макаренко. Я едва ли не с рождения мечтала быть учителем. Хорошим. А не таким, как наши… Я прошла все педагогические спецкурсы, какие только были предусмотрены у нас на факультете для журналистов (редкие извращенцы на них записывались). Когда мне присылают обзоры Русского журнала, я мало что читаю из присланного. Зато педагогические обозрения – непременно. Особенно заботит меня преподавание русского языка и литературы)))



При всё при том – детей я боюсь, как чёрт ладана. И у них, в свою очередь, восторга не вызываю. И даже знаю, почему. Но от этого не легче. Неужели же помочь может только тот, кто любит? Я совсем их не люблю. Я просто знаю, что ребёнком быть очень трудно. И хочу хоть как-то облегчить их участь. Но у меня ничего не получается. Что же делать?

---

"Немощь моя, бубенец шутовской..." (с)

С тех пор, как стала приличным человеком))), я не носила бубенцов. А то ведь было – ужас, рыжий, в клочьях, босиком и с бубенцами. Гремел как две тройки, полтора шута и четыре паникадила.

Потом остепенилась и повесила их на гвоздик. Забыла даже, на какой. Почти на два года.



А на днях они снова появились. Другие, правда. Маааахонькие, ели слышные. Тоненькая такая серебристая цепочка на ногу. Теперь я приличный серый зверёк с органайзером и в не-рваной одежде. С бубенцами варианта «light» на задней лапке. Специально для тайных офисных клоунов. Похоже, что <…>



"Слёзы рекой. Не богемный квартал, а какой-то приёмный покой".(с)

---

ЗАЗИБАНДРА

Со мной такого не было, пожалуй, уже дня два.

Долго каталась по редакционному немытому полу прямо в белом платье.

Целая история. Ну да ладно...

А всё началось с создания нового фильтра...



Профессор ЗОМБИ: (устало улыбаясь)



Ведение личного дневника -

не для мягкого хомяка,

ибо стоит ему углубиться,

как склюют его хищные птицы.



Ведение личного дневника -

не для слабого мотылька,

так как он не успеет родиться,

как склюют его хищные птицы.



Ведение личного дневника

даже не для жука светляка,

потому, что лишь он разгорится,

как склюют его хищные птицы.



Это дело веселого ЗОМБИ - меня!

Это труд для улыбки и ЗОМБИ - меня!

Это должность летящего ЗОМБИ - меня!

Это смысл для зеленого ЗОМБИ - меня!



Создание умного дневника -

дело зеленого старика!

Это не дело воды и не дело огня -

это дело ЗОМБИ, т.е. меня!



Сто лучших из тех, кто вглубь знаний проник,

меня изберут для себя парадигмой.

Когда я закончу свой личный дневник,

я тотчас же стану Божественной Сигмой!



Впрочем, сказка не вовсе об этом.



А это мне - чтобы не забыть. Хотя и без надобности.

---

Та самая песня со стены

Было время когда белые лошади

Паслись на речных островах

Когда разноцветные огоньки

Блуждали в косматых кустах

Когда деревянная флейта

Пела на фоне луны

Это было давно и осталось навеки

С другой стороны



Для нас начиналось море

С другой стороны реки

В лесах жили тигры-волки

Добрые бурундуки

Их тёмные силуэты

Таяли возле костра

Это было совсем недавно

Это было вчера



Вчера в постаревшем парке

Зайцев скосила трава

Время остановилось

Было без четверти два

Ржавых столба на полянке

Рядом расстрелянный тир

Но было достаточно слова

Чтоб изменить этот мир



(Алексей Бородин)



Он очень хороший человек. И глаза у него добрые.

А ещё – его не найти в интернете.

---

На пути в "Эни" встретила диковину.

Трамвай, разъехавшийся в разные стороны. Передние колёса на одной колее, а задние - на другой. Неописуемое зрелище. А главное - непонятно, как это он ухитрился. Пассажиры выбирались, а водитель дивился делу рук своих.



Напомнил он мне (трамвай, а не водитель) не то волосатое блюдо о шести ногах, не то излюбленный братиком Член Мёбиуса.



Вот когда пожалеешь, что живёшь без фотоаппарата. Хотела было призвать Фотографа, но сей человек оказался на Западном, а к трамваю совсем скоро приехала аварийка - и распутала.

---

Лучше быть восковой собакой, чем пряничным львом.



Изначально эта фраза выглядела как "Лучше быть восковой собакой, чем бронзовым львом" - и имела смысл. Для всякого, кто обрабатывал восковки. А теперь это не более чем оскорбление личности. Зато красиво.



Внутренний Нюрнберг

---

Песня

Траачу своё вреемя,

Трачу свой последний день,

Но что мне делать ещё,

Ведь я люблю тебя...



(с)

---

Куда же он подевался?

Михаэль.

Как обычно, я ничего не могу сделать.

Всё нет и нет...