Как и следовало ожидать, прочий текст был на языке, ему неизвестном – составители постарались. Из прочитанного он сделал два вывода. Первый – путешествие будет труднее, чем он ожидал вначале. Второе – придётся побриться. Бриться он не любил.
Теперь следовало переправиться на другой берег. Море было неглубоким, и если бы человек какое-то время согласился идти по макушку в воде, он мог бы перейти его пешком. Но почему-то такая перспектива его не привлекала, он спустился к самому морю и за остатки командировочных сторговал средней паршивости лодку.
Часам к пяти вечера он, изрядно устав, уже вытаскивал свою лодку на пологий глинистый берег. Здесь, на берегу, кто-то оставил сети, немного серого песка и ракушки неприятной формы. Человек пожал плечами и принялся взбираться вверх по крутому глинистому склону. Комья глины сыпались ему в башмаки, пот струйками стекал из-под чалмы, но он упрямо полз наверх. Наверху он выпрямился, тяжело дыша, вытряхнул из обуви глину и огляделся.
Моря уже не было. Далеко внизу, под ногами, простиралась слегка вогнутая бескрайняя равнина, залитая солнцем и поросшая степными травами. Тоненькой блестящей змейкой казались сверху пролегавшие внизу железнодорожные рельсы. По ним шёл маленький тёмный поезд, обычная пригородная электричка. Рядом, почти под ногами, в переплетеньи колосьев и полевых трав кто-то пел пронзительными тоненькими голосами. Поезд уходил. Человека отделяли от него как минимум шесть километров сплошного камыша, не считая просторов бескрайних полей. Он печально подумал. Что не успевает, махнул рукой и неубедительно сместил точку сборки. Его смешили подобные практики, поэтому он употреблял их весьма и более чем редко.
…поезд качнуло. Он едва удержался на ногах. За окнами было темно. Поезд мчался среди бескрайних полей, вдали изредка мелькали и мигали огоньки, по безлюдному вагону гулял врывающийся в открытые ночные окна ветер. Стучали колёса. Казалось совсем недавно здесь кто-то был, кто своей подсолнечной шелухой… он потряс головой. Кружились по полу… Это была другая история. Он поднял голову, взял себя в руки, осмотрелся и увидел в дальнем конце вагона, на скамейке для малогабаритных пассажиров, единственного обитателя вагона. Это был мужчина средних лет, невысокого роста и необычного вида. Больше всего он напоминал безобидную болотную нежить, прикинувшуюся человеком, натянувшую потрёпанные джинсы и линялую майку, а для большего сходства - взгромоздившую на свой утиный нос огромные дымчатые очки. Его длинные густые тёмные с проседью волосы были собраны сзади в хвост и стянуты на лбу каким-то обрывком ремешка. Он прижимал к себе, обнимая коленями, огромную гитару в дорогущем импортном чехле со множеством карманов. Похоже, там, помимо гитары, хранились все его немногочисленные вещи. Человек подивился, почему встречный не положит гитару отдельно, ибо места хватало и угрозы собственности не наблюдалось. Но в этом он решил разобраться потом, а пока широким, хотя нетвёрдым шагом он направился по шатучему полу к странному пассажиру. Радушно протянул ему руку:
- Алишер Ходжаев!
- Владимир, - сумрачно отрекомендовался человек с гитарой.